Законодательство / Разъяснения

Обзор судебной практики ВС РФ N 2 (2021)

Судебная коллегия по экономическим спорам
Практика применения законодательства по несостоятельности (банкротстве)

20. В силу подп. 2 п. 5 ст. 18 Федерального закона от 14 ноября 2002 г. N 161-ФЗ "О государственных и муниципальных унитарных предприятиях" при банкротстве государственных унитарных предприятий принадлежащие им как арендаторам права и обязанности по договорам аренды земельных участков, находящихся в публичной собственности, не могут быть переданы иным хозяйствующим субъектам, в том числе посредством проведения торгов.

В рамках дела о несостоятельности (банкротстве) унитарного предприятия (далее - должник, предприятие) его конкурсный управляющий обратился в суд с заявлением об утверждении положения о порядке, сроках и условиях проведения торгов по продаже принадлежащего предприятию права аренды земельных участков (далее - положение о продаже).

Определением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями арбитражного апелляционного суда и арбитражного суда округа, положение о продаже утверждено в редакции, предложенной конкурсным управляющим. Суды пришли к выводу, что право аренды земельных участков является оборотоспособным имущественным правом должника, поскольку все земельные участки, находящиеся в публичной собственности, переданы предприятию в аренду на срок, превышающий пять лет. Это право вошло в конкурсную массу и подлежит реализации на торгах в целях удовлетворения требований кредиторов предприятия.

Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила принятые по делу судебные акты и отказала в удовлетворении заявления конкурсного управляющего по следующим основаниям.

Суть договора аренды заключается в предоставлении арендатору имущества его собственником за плату во временное владение и пользование или во временное пользование (ст. 606 ГК РФ).

При разрешении вопроса о том, является ли полученное арендатором право аренды его оборотоспособным активом, необходимо, прежде всего, определить правомочия арендатора по распоряжению этим правом.

Действительно, по общему правилу, закрепленному в п. 9 ст. 22 ЗК РФ, при аренде земельного участка, находящегося в государственной или муниципальной собственности, на срок более пяти лет арендатор имеет право в пределах срока договора аренды земельного участка передавать свои права и обязанности по этому договору третьему лицу без согласия собственника участка при условии его уведомления.

Однако, как указано в п. 9 ст. 22 ЗК РФ, приведенное общее правило о свободной передаче арендатором права долгосрочной аренды публичного земельного участка другим лицам применяется, если иное не предусмотрено федеральным законом.

В отношении государственных унитарных предприятий законодательный запрет на передачу ими прав и обязанностей по договорам аренды земельных участков, находящихся в публичной собственности, иным хозяйствующим субъектам (кроме случаев заключения концессионных соглашений) прямо установлен подп. 2 п. 5 ст. 18 Федерального закона от 14 ноября 2002 г. N 161-ФЗ "О государственных и муниципальных унитарных предприятиях".

Поскольку должник является государственным унитарным предприятием, владеющим на праве аренды земельными участками, находящимися в собственности публично-правового образования, право аренды этих участков не было активом, который он до банкротства имел возможность ввести в гражданский оборот путем отчуждения за плату.

Сам по себе факт последующего признания арендатора несостоятельным (банкротом) в судебном порядке не влияет на объем его правомочий по распоряжению правом аренды. Действующее законодательство не содержит положений о том, что право аренды, которым арендатор не вправе был распоряжаться, может быть передано им другому лицу лишь на том основании, что после заключения договора аренды вынесено судебное решение о признании арендатора банкротом. Наоборот, согласно п. 1 ст. 131 Федерального закона от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" в конкурсную массу должника включается все его имущество, в том числе имущественные права, имеющиеся на день открытия конкурсного производства и выявленные в ходе конкурсного производства.

Коль скоро предприятие не обладало правомочиями по распоряжению правом аренды земельных участков, находящихся в публичной собственности, на день открытия конкурсного производства и впоследствии не возникли законные основания для приобретения соответствующего правомочия, то положение о порядке реализации данного необоротоспособного права не могло быть утверждено судами.

Определение N 305-ЭС16-19742 (6)

21. Суд рассматривает отказ от требований, совершенный инициатором обособленного спора в рамках дела о банкротстве, по правилам гл. 28.2 АПК РФ, регулирующей сходные правоотношения о рассмотрении дел о защите прав и интересов группы лиц.

В деле о банкротстве должника общество обратилось в арбитражный суд с требованием о признании недействительной сделки должника как совершенной с целью причинения вреда его кредиторам.

Конкурсный управляющий должника и его кредиторы поддержали требования общества.

Впоследствии общество в суде первой инстанции отказалось от заявленных требований в полном объеме. Конкурсный управляющий участвовал в судебном заседании и возражал против прекращения производства по обособленному спору.

Определением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями арбитражного апелляционного суда и арбитражного суда округа, принят отказ от требований, производство по обособленному спору прекращено. Суды руководствовались ст. 49 и 150 АПК РФ и исходили из того, что отказ от заявленных требований не противоречит закону и не нарушает права других лиц, а понуждение общества к продолжению участия в судебном споре противоречило бы принципу свободного распоряжения гражданскими правами и могло бы его вынудить нести судебные расходы. Прочие лица, участвовавшие в обособленном споре и не являвшиеся заявителями, не лишены правовой возможности по оспариванию сделки должника непосредственно либо через конкурсного управляющего.

Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила принятые по делу судебные акты и направила обособленный спор на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.

Оспаривание сделок должника в деле о банкротстве последнего осуществляется в интересах конкретного заявителя лишь косвенно, поскольку сам заявитель не является стороной оспариваемой сделки и результат судебного спора на права кредитора напрямую не влияет. Прямым результатом применения последствий недействительности сделки является восстановление прав должника - возвращение в конкурсную массу его имущества в натуральном или денежном выражении или освобождение от обязательств. Только за счет этого впоследствии увеличивается вероятность удовлетворения требований инициатора обособленного спора наравне с прочими кредиторами.

Таким образом, при оспаривании сделки в деле о банкротстве материально-правовые интересы группы кредиторов несостоятельного лица противопоставляются интересам выгодоприобретателей по сделке. Действуя от имени должника (его конкурсной массы) в силу полномочия, основанного на законе (п. 1, 2 ст. 61.9 Закона о банкротстве), инициатор обособленного спора, по существу, выступает в роли представителя должника, а косвенно - группы его кредиторов.

В связи с этим вопрос об обязательности отказа от требований, совершенного инициатором обособленного спора, для прочих лиц, уполномоченных подавать заявления об оспаривании сделки должника, может быть разрешен применительно к правовым нормам, регулирующим сходные правоотношения: гл. 28.2 АПК РФ о рассмотрении дел о защите прав и законных интересов группы лиц, п. 2 ст. 65.2 ГК РФ (здесь и далее нормы гл. 28.2 АПК РФ и ст. 62.2 ГК РФ воспроизведены для применения по аналогии).

На рассмотрение требований кредиторов по правилам групповых исков законодательство о банкротстве в некоторых случаях указывает прямо (например, п. 2 ч. 4 ст. 61.19 Закона о банкротстве).

Следуя п. 1 ч. 4 ст. 225.10-1 и ч. 2 ст. 225.15 АПК РФ, в которых урегулированы последствия отказа представителя группы лиц от иска, при отказе инициатора обособленного спора в деле о банкротстве от своих требований прекращаются его полномочия как представителя должника (или группы кредиторов). В таком случае арбитражный суд должен вынести определение об отложении судебного разбирательства и предложить произвести замену инициатора обособленного спора.

Конкурсный управляющий участвует во всех обособленных спорах в деле о банкротстве должника, а лица, участвующие в деле о банкротстве (в частности, конкурсные кредиторы, уполномоченный орган), в силу ч. 6 ст. 121 АПК РФ после получения первого судебного уведомления обязаны и имеют техническую и правовую возможности самостоятельно отслеживать движение дела о банкротстве посредством электронных сервисов. Поэтому у арбитражного суда нет необходимости обязывать инициатора обособленного спора уведомлять о своем отказе иных лиц, как это предусмотрено в ч. 3 ст. 225.15 АПК РФ. Достаточно указать эти сведения в судебном определении и разместить его электронную версию в режиме общего доступа.

В том случае если наряду с инициатором в обособленном споре участвует иной конкурсный кредитор, уполномоченный орган или конкурсный управляющий и в судебном заседании при рассмотрении заявления об отказе от требований он заявил о готовности встать на место инициатора обособленного спора, то суд вправе произвести такую замену в этом же судебном заседании и продолжить рассмотрение обособленного спора.

Если в течение срока, установленного арбитражным судом в определении, в суд поступило заявление о замене инициатора обособленного спора, то после проверки соответствия этого лица требованиям ст. 61.9 Закона о банкротстве суд прекращает производство по обособленному спору в отношении его инициатора, производит замену заявителя и продолжает рассматривать обособленный спор по существу, о чем выносит определение (ч. 6 ст. 225.15 АПК РФ).

В противном случае суд принимает отказ инициатора обособленного спора от заявления (от иска) как заявленный от имени всей группы и прекращает производство по обособленному спору (ч. 7 ст. 225.15 АПК РФ).

При таком подходе соблюдается баланс интересов всех лиц, участвующих в обособленном споре, в том числе и в вопросе распределения судебных расходов.

Из материалов данного обособленного спора следует, что конкурсный управляющий участвовал в судебных заседаниях по обособленному спору, инициированному обществом, занимал активную процессуальную позицию, представил отзыв на заявление общества, изложив собственные аргументы по квалификации оспоренной сделки и настаивая на ее недействительности. Конкурсный управляющий участвовал и в судебном заседании, где рассматривалось заявление об отказе от требований, возражал против прекращения производства по обособленному спору, настаивая на его продолжении и разрешении спора по существу.

Таким образом, суду первой инстанции следовало рассмотреть вопрос о замене общества на конкурсного управляющего и дальнейшие процессуальные действия предпринять в зависимости от его решения.

Вывод судов о том, что прекращение производства по делу не нарушает прав иных кредиторов и конкурсного управляющего, так как они могут обратиться в суд самостоятельно, неверен и потому, что разумные ожидания кредиторов сводились к разрешению спора по существу. Последующее обращение в суд в данной ситуации с самостоятельным требованием значительно увеличивает риск отказа в его удовлетворении ввиду пропуска срока исковой давности.

Кроме того, по правилам обычного группового иска участник вправе выбирать - присоединиться ли ему к групповому иску или защищать свои права посредством индивидуального обращения в суд. Прекращение дела по групповому иску не лишает его права на индивидуальный. В деле о банкротстве у заявителя такого выбора нет, так как в силу закона требования имеют всегда групповой характер и кредиторы присоединяются к заявлению инициатора обособленного спора вынужденно и автоматически. Поэтому если суд прекратил производство по первоначальному заявлению, то последующее заявление опять будет таким же групповым иском с участием той же группы. Рассмотрение последнего будет противоречить принципу правовой определенности и правилам заявления тождественных исков (п. 3 ч. 1 ст. 150 АПК РФ).

Определение N 302-ЭС20-19914

22. Кредитор вправе изменить способ распоряжения требованием к лицам, привлеченным к субсидиарной ответственности, если он первоначально выбрал взыскание задолженности или продажу требования с торгов при условии возмещения убытков субъектам, понесшим расходы на взыскание задолженности или организацию торгов.

В деле о банкротстве должника определением суда первой инстанции с контролировавших должника лиц взысканы убытки в порядке субсидиарной ответственности.

На собрании кредиторов по вопросу распоряжения требованиями к вышеупомянутым субсидиарным ответчикам общество (конкурсный кредитор) проголосовало за взыскание задолженности в деле о банкротстве (95,72% голосов от числа принявших участие в собрании); а налоговая служба (4,28% голосов) выступала за уступку требований, настаивая на бесперспективности взыскания и нецелесообразности затягивания процедур банкротства. К тому времени ни в добровольном, ни в принудительном порядке денежные средства от субсидиарных ответчиков в конкурсную массу не поступили.

Впоследствии общество изменило свой выбор, потребовав уступить ему требование к субсидиарным должникам, уведомив об этом конкурсного управляющего должника.

По этому вопросу состоялось собрание кредиторов, на котором принято решение об уступке обществу части требования к субсидиарным ответчикам в размере требования этого кредитора, включенного в реестр.

В связи с этим общество, ссылаясь на ст. 48 АПК РФ и ст. 61.17 Закона о банкротстве, потребовало в суде осуществить процессуальное правопреемство - в споре о взыскании задолженности с контролировавших должника лиц заменить должника на общество в части своего требования, включенного в реестр требований кредиторов.

Налоговая служба (второй активный участник обособленного спора) возражала против правопреемства, указав на реализацию кредитором своего права на первом собрании. По ее мнению, прямая передача дебиторской задолженности должника конкурсному кредитору нарушит права иных лиц, участвующих в деле, поскольку задолженность будет погашена с нарушением установленного ст. 134 Закона о банкротстве порядка.

Определением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями арбитражного апелляционного суда и арбитражного суда округа, в удовлетворении заявления отказано. Суды исходили из отсутствия у кредитора права на изменение своего первоначального выбора способа распоряжения требованием к субсидиарным ответчикам, так как закон этого не предусматривает. Суды также указали на нарушение порядка распоряжения правом, установленного п. 2 ст. 61.17 Закона о банкротстве, поскольку не доказаны размещение конкурсным управляющим в Едином федеральном реестре сведений о банкротстве сообщения о праве кредитора распорядиться требованием к субсидиарным ответчикам, направление конкурсному управляющему в десятидневный срок волеизъявления общества о способе распоряжения указанным требованием, представление в суд отчета арбитражного управляющего.

Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила принятые по делу судебные акты и направила обособленный спор на новое рассмотрение по следующим основаниям.

Закон о банкротстве прямо не регулирует вопрос о возможности последующего изменения кредитором своего выбора способа распоряжения требованием к субсидиарным ответчикам. Это обстоятельство не позволило судам произвести процессуальную замену должника на его кредитора.

Однако отсутствие прямого правового регулирования может быть восполнено общими нормами-принципами гражданского права, поскольку правоотношения по процессуальному правопреемству производны от их материального содержания, а в данном случае материальные правоотношения между кредитором и должником по имущественным требованиям относятся к сфере действия гражданского законодательства (п. 1 ст. 2 ГК РФ).

По принципу дозволительной направленности гражданско-правового регулирования нормы этой отрасли права позволяют участникам гражданского оборота совершать любые действия, не запрещенные законом.

Пределы распоряжения гражданскими правами в общем виде указаны в ст. 10 ГК РФ (запреты на злоупотребление правом, на противоправный обход закона, на намеренный вред другому лицу).

Ни Закон о банкротстве, ни иные правовые акты гражданского законодательства ни прямо, ни косвенно не запрещают кредитору изменять свой выбор в отношении требования к субсидиарному ответчику, по крайней мере, в том случае, если он первоначально выбрал взыскание задолженности или продажу требования с торгов (тем более, если взыскание задолженности не привело к желаемому результату - получению денежных средств в конкурсную массу, а торги не начались или не состоялись). К тому же при таком выборе кредитора требование к нему не переходит и остается у прежнего правообладателя-должника.

Однако во избежание нарушения прав других кредиторов и конкурсного управляющего, кредитор, изменивший свой выбор, обязан возместить лицам, понесшим расходы на взыскание задолженности и организацию и проведение торгов, их убытки.

Этот порядок позволяет, с одной стороны, понудить кредитора ответственно подходить к распоряжению своими правами, а с другой, - сохранить ему возможность самостоятельно удовлетворить свои требования за счет имущества субсидиарных ответчиков, не затягивая на неопределенное время процедуру банкротства должника. Тем самым соблюдается баланс интересов всех лиц, участвующих в деле.

Если кредитор первоначально выбрал уступку требования, то в дальнейшем оснований для изменения способа распоряжения требованием лишь только по воле самого кредитора не имеется: перемена лица в обязательстве состоялась и обратный переход требования без воли должника нарушил бы принцип автономии воли участников гражданского оборота.

Нормы ст. 61.17 Закона о банкротстве (такие, например, как о сроках совершения действий по выбору способа распоряжения, о публичном размещении информации, о представлении в суд отчета арбитражного управляющего о результатах выбора кредиторами способа распоряжения и др.) в целом носят организационный характер и направлены на упорядочение процедуры первоначального выбора кредиторами способа распоряжения требованиями к субсидиарным ответчикам. Поэтому вопреки выводам судов само по себе несоблюдение буквального содержания этих норм без негативных последствий для сообщества кредиторов никак не должно противопоставляться гражданским правам кого-либо из кредиторов.

При разрешении данного обособленного спора судами не установлено ни злоупотреблений со стороны общества, ни обход закона, ни каких-либо нарушений действиями заявителя прав иных кредиторов или налоговой службы, учитывая, что последняя и сама выбрала в качестве способа распоряжения требованием уступку. По крайней мере, обстоятельства таких нарушений не отражены в судебных актах.

Часть недостатков, если суды действительно полагали их критическими, могла быть устранена в судебных заседаниях. Так, например, участие конкурсного управляющего в судебном заседании позволяло решить вопрос о содержании его отчета о результатах выбора кредиторами способа распоряжения. Следует заметить, что основанием для замены должника-банкрота на его кредитора является волеизъявление самого кредитора на уступку требования, а не отчет конкурсного управляющего.

Следовательно, суды, отказав в удовлетворении требования о процессуальном правопреемстве, косвенным образом и без наличия на то законных оснований воспрепятствовали свободному распоряжению обществом его гражданским правом, что недопустимо. Закон о банкротстве позволяет кредиторам изменять свой выбор со взыскания задолженности по требованию на его уступку.

Определение N 302-ЭС20-20755

23. В ситуации, когда вопрос о сроке исковой давности не разрешен международным договором, подлежащим применению к отношениям сторон по внешнеторговому контракту, применимое право по данному вопросу определяется исходя из соглашения сторон. В данном случае таким правом являлось право Королевства Швеции, уяснение содержания которого входило в обязанности суда.

Общество (должник) в собственных цехах осуществляло сборку автомобилей. С этой целью оно по контрактам, заключенным с поставщиками (компаниями, расположенными в Китайской Народной Республике), приобретало комплектующие для автосборочного производства (далее - внешнеторговые контракты). Во внешнеторговых контрактах указано, что они "толкуются и регулируются Конвенцией ООН о договорах международной купли-продажи товаров. По всем вопросам, относящимся к контракту, которые не урегулированы указанной Конвенцией, стороны применяют нормы права национального законодательства Швеции".

Требование задолженности по оплате поставленных товаров поставщики уступили компании - дочернему предприятию на территории России.

Общество признано банкротом, в отношении него открыто конкурсное производство.

Ссылаясь на неисполнение обществом обязательств по оплате поставленных товаров, компания обратилась в арбитражный суд с заявлением об установлении его требований в реестре требований кредиторов должника.

Определением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями апелляционного и окружного судов, в удовлетворении заявления отказано.

Суды руководствовались ст. 71, 100, 142 Федерального закона от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" (далее - Закон о банкротстве), ст. 199, 572, п. 2 ст. 1186, ст. 1208, 1210, подп. 1 п. 2 ст. 1211 ГК РФ, нормами иностранного права, указанного во внешнеторговых контрактах, и пришли к выводу о пропуске компанией срока исковой давности для защиты своего права как по российскому, так и китайскому законодательству, а также по Конвенции Организации Объединенных Наций об исковой давности в международной купле-продаже товаров (Нью-Йорк, 14 июня 1974 г., далее - Нью-Йоркская конвенция). Одновременно суды указали на недопустимость представленных заявителем доказательств, поскольку переводы внешнеторговых контрактов и договоров уступки нотариально не удостоверены.

Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила принятые по делу судебные акты и направила обособленный спор на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.

1. В силу принципов состязательности и ведения судопроизводства на государственном языке Российской Федерации - русском языке (ст. 9 и 12 АПК РФ), стороны судебного спора обязаны предоставлять в суд надлежаще заверенные копии перевода на русский язык письменных доказательств, исполненных на иностранном языке (п. 5 ст. 75, п. 2 ст. 255 АПК РФ, ст. 81 "Основ законодательства Российской Федерации о нотариате", утвержденных Верховным Советом Российской Федерации 11 февраля 1993 г. N 4462-1).

Внешнеторговые контракты, представленные в суд компанией, изготовлены в двуязычном варианте: на английском и русском языках одновременно в параллельном изложении договорных условий, включая реквизиты и подписи сторон. В таком случае, по общему правилу, перевод не требуется, так как по умолчанию английский и русский текст считаются идентичными и для разрешения спора вполне достаточно последнего.

Перевод английской версии мог потребоваться, если бы между сторонами спора возникли разногласия по поводу интерпретации условий, так как в контрактах стороны согласовали превалирующей английскую версию. Однако ни из судебных актов, ни из материалов дела не следует, что при разрешении обособленного спора кто-либо из его участников заявлял и доказывал неидентичность английской версии русской. Поэтому вопреки доводам конкурсного управляющего общества у суда не было повода усомниться в содержании договорных условий, потребовать их перевод и провести дополнительные судебные исследования данного вопроса.

Заявление конкурсного управляющего о том, что текст на английском языке он не понимает, а тексту на русском языке немотивированно не доверяет - явно недостаточно для таких сомнений, учитывая и то, что общество, от имени которого выступает конкурсный управляющий, является стороной контракта и в равной с компанией степени должно доказывать обстоятельства, на которые ссылается в обоснование своих возражений (ст. 65 АПК РФ).

Следовательно, в данном случае оговорка о применимом праве подлежит буквальному толкованию в варианте, изложенном во внешнеторговых контрактах на русском языке.

2. Спорные контракты автоматически подпадают под действие положений Конвенции Организации Объединенных Наций о договорах международной купли-продажи товаров (Вена, 11 апреля 1980 г., далее - Венская конвенция), поскольку в силу п. 1(a) ст. 1 этой конвенции Российская Федерация и КНР являются Договаривающимися Государствами.

В данном случае нормы Венской конвенции применяются самостоятельно в качестве альтернативы материальным нормам национальных правопорядков. Непосредственное регулирование правоотношения материально-правовыми нормами международного договора допускается российским законодательством.

Указание в контрактах на применение к ним Венской конвенции юридически излишне и, по-видимому, направлено лишь на уменьшение риска случайного игнорирования конвенции при разрешении судебных споров.

3. Венская конвенция не охватывает все вопросы, связанные с конкретным договором международной купли-продажи, что следует, в частности, из ст. 4 и 5 самой конвенции. В таком случае по вопросам, которые не разрешены в международном договоре Российской Федерации, применимое право определяется соглашением сторон (ст. 1210 ГК РФ), а в отсутствие последнего - с помощью коллизионных норм международного частного права (п. 3 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 9 июля 2019 г. N 24 "О применении норм международного частного права судами Российской Федерации").

Сторонами внешнеторговых контрактов в данном случае реализован принцип автономии воли сторон гражданско-правового договора и на законных основаниях в качестве применимого права определено иностранное право. Такой выбор не породил непреодолимых противоречий с Венской конвенцией (по крайней мере, иного не доказано). Таким образом, при разрешении спора право Королевства Швеция подлежит применению к правоотношениям поставщиков и покупателя субсидиарно по отношению к нормам Венской конвенции.

4. Ни специальные положения Венской конвенции, ни общие принципы, на которых она основана, не регулируют вопросы исковой давности, поэтому в данном вопросе она не применима для разрешения судебного спора.

Вопреки выводам судов, Нью-Йоркская конвенция является самостоятельным международным договором, а не частью Венской конвенции. Гармонизация этих конвенций не делает их единым документом. Венской конвенции в редакции Нью-Йоркской конвенции не существует.

Следует заметить, что Королевство Швеция не подписало Нью-Йоркскую конвенцию. Как следствие, она не является частью правовой системы этого государства и на этом основании также не подлежит применению в данном деле. Более того, Нью-Йоркская конвенция не действует ни для КНР (страна ее не подписала), ни для Российской Федерации (конвенция не ратифицирована).

Таким образом, по вопросам исковой давности в силу ст. 1208 ГК РФ подлежит применению право Королевства Швеция.

5. Порядок уяснения арбитражными судами содержания норм иностранного права установлен ст. 1191 ГК РФ, ст. 14 АПК РФ и разъяснен в п. 42 - 46 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 июня 2017 г. N 23 "О рассмотрении арбитражными судами дел по экономическим спорам, возникающим из отношений, осложненных иностранным элементом" (далее - постановление Пленума N 23).

Согласно указанным нормам содержание норм иностранного права устанавливается судом в соответствии с их официальным толкованием, практикой применения и доктриной в соответствующем иностранном государстве. Для решения этого вопроса суд может обратиться за содействием и разъяснением в компетентные органы или организации в Российской Федерации и за границей, привлечь экспертов, в том числе образовательных, научных или учебных заведений Российской Федерации, занимающихся исследованиями иностранного права.

Предмет судебного исследования о содержании норм иностранного законодательства касается исключительно вопросов права. Следуя принципу "Jura novit curia" ("Суд знает законы") и п. 1 ст. 168 АПК РФ (обязанность суда по определению законов и иных нормативных правовых актов, подлежащих применению при принятии судебного решения), процессуальная активность суда по исследованию вопросов права должна быть существенно выше, чем при решении вопросов по фактическим обстоятельствам дела.

Так, в данном случае вопрос о содержании шведского права мог быть эффективно разрешен судом посредством судебного запроса в компетентные органы или организации или получением заключения эксперта (пп. 44 - 46 постановления Пленума N 23, п. 8 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 4 апреля 2014 г. N 23 "О некоторых вопросах практики применения арбитражными судами законодательства об экспертизе"). При этом быстрота и качество решения вопроса достигались бы тем, что в сфере судебного контроля оказываются компетентность и непредвзятость экспертов; суд заблаговременно предъявляет специальные требования к заключению (наличие ссылок на нормы иностранного права, практику их официального толкования и применения, включая разъяснения судебных инстанций, примеры разрешения сходных конфликтных ситуаций, выдержки из правовой доктрины); во избежание последующего упрека экспертов в разрешении конкретного дела вопросы о содержании норм иностранного права формулируются судом применительно к абстрактной правовой ситуации (в данном случае, например, вопросы об исковой давности применительно к предпринимательским правоотношениям по договору поставки, возникшим на определенную дату).

Вопреки указанным правовым нормам, при разрешении данного обособленного спора арбитражный суд первой инстанции, столкнувшись с правовым вопросом, фактически самоустранился от принятия необходимых мер для уяснения содержания норм иностранного права: суд не обратился за содействием и разъяснением в компетентные органы, не привлек экспертов, не возложил обязанности по предоставлению сведений об иностранном праве на стороны спора, отказал в удовлетворении ходатайств компании о проведении судебной правовой экспертизы по вопросу о сроках исковой давности по шведскому законодательству и о запросе в компетентные органы для разъяснения данного вопроса. Обращение в региональное управление Минюста России явно недостаточно, учитывая ответ о его некомпетентности в этом вопросе.

Апелляционным и окружным судами эти недостатки не устранены.

6. Действительно, законодательство допускает уяснение судом норм иностранного права посредством содействия лиц, участвующих в деле, в разрешении данного вопроса, либо выполнении обязанности по доказыванию содержания норм иностранного права по требованию суда. Однако и в данном случае суд не освобождается от обязанности по установлению содержания норм иностранного права (п. 44 постановления Пленума N 23, п. 17 Обзора судебной практики по некоторым вопросам, связанным с рассмотрением арбитражными судами дел с участием иностранных лиц, изложенного в информационном письме Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 9 июля 2013 г. N 158).

Следует заметить, что обязанность представления сведений о содержании норм иностранного права не может считаться возложенной на стороны автоматически. Распорядительная деятельность суда осуществляется посредством вынесения судебного определения (п. 44 постановления Пленума N 23). Содействие участниками судебного спора суду также не может приравниваться к их обязанности. К тому же такая обязанность возлагается на обе стороны судебного спора, а не на одну из них, что соответствует принципу состязательности и в случае разногласий дает повод для судебного исследования спорного вопроса. Арбитражный суд вправе считать содержание норм иностранного права установленным, если представленное одной из сторон заключение по вопросам содержания норм иностранного права содержит необходимые и достаточные сведения и не опровергнуто при этом другой стороной путем представления сведений, свидетельствующих об ином содержании норм иностранного права (п. 44 постановления Пленума N 23).

Не приняв представленные компанией заключение шведских адвокатов по вопросам права и текст закона Королевства Швеция, суды указали на пороки этих доказательств, лишающие их достоверности: отсутствие надлежаще заверенного перевода, избирательность экспертов в выборе правовых норм, в то время как по шведскому законодательству допускается и трех- и десятилетний срок исковой давности, неосведомленность экспертов об обстоятельствах спора. В то же время, во-первых, компания оказывала содействие суду, а не выполняла возложенную на нее обязанность; во-вторых, компания безуспешно ходатайствовала об осуществлении судом действий, предписанных ему законом; в-третьих, ни общество, ни иные участники судебного спора в противовес позиции заявителя не представили суду никаких вариантов содержания и применения норм иностранного права; в-четвертых, анализ экспертом отношений сторон был бы явно излишен, так как он повлек бы неотносимость и недопустимость правового заключения (п. 46 постановления Пленума N 23, ст. 67, 68 АПК РФ).

7. Ссылка на длительность процесса (более пяти месяцев в первой инстанции) как оправдание невозможности разрешения вопроса о применимом праве несостоятельна, поскольку данный вопрос имел первоочередной характер и правовой механизм его разрешения должен был быть запущен самим судом еще в самом начале разрешения судебного спора. К тому же нельзя упрекнуть компанию в процессуальном бездействии.

Ввиду того, что при разрешении спора не предприняты достаточные меры для уяснения норм иностранного права, нет оснований и для применения п. 3 ст. 1191 ГК РФ, допускающего применение российского права, если содержание норм иностранного права в разумные сроки не установлено, несмотря на предпринятые меры.

8. Оснований для применения правила о праве страны, с которой гражданско-правовое отношение, осложненное иностранным элементом, наиболее тесно связано (п. 2 ст. 1186 ГК РФ), не имеется, так как в данном случае право, подлежащее применению, устанавливается достаточно определенно. Игнорирование судами оговорки о применимом праве противоречит принципам свободы договора и автономии воли участников гражданских правоотношений, подрывает разумные ожидания сторон сделки и стабильность внешнеторгового оборота, препятствует становлению и развитию партнерских деловых отношений.

Определение N 308-ЭС20-18927

11351